Девыотредактировала, насколько смогла.... Но очень смешно... Я по полу каталась...,, Главное смысл уловить.... Надеюсь ни закидаете помидорами... , и посмеётесь от души ... Ой, нет.. попробую отредактировать, всё-же... «Это пипец» – Подвела я итог пятнадцатиминутному и пристрастному изучению себя в зеркале, и, протяжно втянув весенне-аллергические сопли в голову, приготовилась заплакать. «Дзынь-дзынь» - помешал моим планам телефонный звонок, и я подняла трубку. - Это пипец. – Продублировал мою мысль на том конце провода Ершовский голос. Я вздохнула, и мы с трубкой немного помолчали. - Ты тоже сегодня обнаружила фотоальбом пятнадцатилетней давности, и за каким-то х-м его полистала? – издалека и непонятно начала Юлька. - Нет, - я попыталась понять, куда она клонит. – Я просто обнаружила в зеркале страшную бабу, и за каким-то х-м стала её разглядывать. - Ты ещё крепкий старик, Розенбом! – Восхитилась, как я поняла, моей смелостью, Юлька. – В зеркала смотришь без страха и упрёка. И объективность ещё не растеряла. Так что ты там сегодня разглядела интересного? - Гибрид панды, обезьяны-носача и шарпея. – Честно ответила я, и с усилием втянула в голову ещё одну порцию весенних соплей. – Во-о-от такие круги под глазами, и морщины аж на ушах. - А где обезьяна-носач? - Там же где и всегда. Только раньше был просто носач, а теперь животное. - Нос у тебя будет всю жизнь расти. К полтиннику знаешь какой хобот вырастет? Как у Жерара Депардье. С таким шнобелем тебе две дороги: к пластическому хирургу, или к махровым лесбиянкам. Я чуть было не спросила причём тут лесбиянки и мой большой нос, но потом, кажется, догадалась. И затосковала. - А я, вот, фотки старые сегодня смотрела. – Юлька всхлипнула. – Те самые, где мы в девяносто пятом твои шестнадцать лет отмечаем. И знаешь, что я заметила? - Что нам там по шестнадцать лет, и мы свежи как майские розы? - Ты ё-лась? – Ершова даже перестала всхлипывать. – У тебя с той днюхи ни одной фотки не осталось что ли? Какая блять свежесть с литра спирта на пятерых? И какие майские розы после пи-ей твоей мамы? Я не о том. Я о волосах. - О каких волосах? - О густых волосах! – Взвизгнула Юлька. – У нас тогда ещё были волосы! У тебя, правда, х-ые и жидкие, но зато много. А я так вообще Анжела Дэвис вылитая! Аж резинки рвались! - Резинка у тебя порвалась двумя годами позже. – Уточнила я, вспомнив дату Юлькиных родов. - Я про резинки для волос! – Перешла на ультразвук Ершова. – Они не выдерживали рвущейся наружу силы и густоты моих замечтательных волос! Они с треском рвались, и мои прекрасные густые волосы тяжёлыми волнами падали мне на плечи, и весенний ветер играл шёлковыми локонами… - Ершова, - я перебила подругу, - ты чота путаешь. Не было у тебя никаких волн и локонов. - Вот я тоже тогда так думала! – Закричала Юлька. – И только сейчас я поняла, что локоны у меня были! - Ты тоже разглядывала себя в зеркало, мусорная куча? – Меня озарила догадка. – А мне затираешь про фотоальбомы! - Зеркала – это зло. – Повинилась в содеянном Юлька. – А трельяжи – тройное зло. Я посмотрела на себя в формате Три Дэ, и обнаружила, что у меня под волосами просвечивает мяско! - Какое мяско?! - Розовое мяско! – Ершова завизжала. – Такое как у старых пуделей бывает за три дня до смерти! Три волосины, а под ними кожица! Еб-ие зеркала! - Еб-ая перекись. – Уточнила я. – Сколько можно каждые три недели красить башку «Супер-Супрой»? - Моя мама сорок лет красится «Супер-Супрой», а до сих пор не облысела! – Шла в атаку Юлька. - Зато папа у тебя ничем не красился, а в тридцать лет облетел как одуванчик. Ершова, ты на маму не равняйся, у тебя папины гены. – Сказала я, подходя к зеркалу, и разглядывая свои волосы. - Знать бы раньше… - Перестала кричать Юлька. – Глядишь, сберегла бы я свою гриву волнистую, и никогда не узнала бы, что у меня на голове есть розовое мяско… Я молчала. - Алло, ты где? – Заволновалась Юлька. Я молчала. Потому что, не отрывая взгляда, смотрела в зеркало, которое с особым садизмом показывало мне розовую кожицу, просвечивающуюся сквозь мои не особо густые волосы. - Ты увидела мяско. – Даже не спросила, а уточнила Ершова. – Такое старческое пуделиное мяско. Я молча кивнула, а Ершова это волшебным образом увидела. - И что будет дальше? – Через три минуты я нашла в себе силы задать вопрос. - Ну, у меня есть три варианта: парик, бритьё налысо, и клиника Транс Хайер. – Ответила Ершова, и добавила: - А у тебя даже четыре. Потому что, когда у тебя вырастет хобот, лесбиянки и не заметят твоей плеши. Я заухала как ночной неясыть, и с отвращением бросила телефонную трубку.
Три дня после этого я не отходила от зеркала, и пыталась замаскировать своё мяско различными замысловатыми причёсками. Мяско удачно маскировалось, но я-то знала, что это только начало, и через десять лет мне светит или парик или клиника Транс Хайер. Вариант с лесбиянками я отмела сразу. На четвёртый день снова позвонила Ершова. - Ненавижу тебя, лысая скотина. – Сказала я в трубку вместо приветствия. – Иди ты на-уй со своими плохими вестями. Что там опять? - Всё! – Юлька даже не скрывала ликования в голосе. – Теперь всё! - Ты побрилась налысо? – Я даже удивилась. - Нет! – Крикнула Юлька, и счастливо засмеялась. – На ловца и зверь бежит, как говориться. У меня на работе бухгалтерша есть. Шариком зовут. Вернее, я вообще ни-бу как её зовут. Шарик и Шарик. Ты в боулинг играла? Шары там видела? Вот вылитая наша бухгалтерша: круглая, лысая, и три дырищи на еб-нике: глаза и рот. Она вчера из отпуска вернулась – мы всей конторой охуели: волосищи до пояса! - Пи-ишь. – Не поверила я. – Даже для наращивания волос надо иметь свои три волосины. Стопудово парик. - Ну, может, и не до пояса, - пошла на попятную Юлька. – Ну, может и х-йня в десять сантиметров, и мяско всё равно просвечивает, но ведь волосы хоть какие-то! - Клиника Транс Хайер? – Предположила я. - куй! – Юлька залилась счастливым смехом. – Лучше! Дёшево, сердито, но какой результат! - На голову ей никто не срал, я надеюсь? – Вспомнила я старый анекдот про лысого милиционера. - Не знаю, может, и срали. А может даже и в саму голову. Бухгалтер из неё как из меня японский сумоист. Но волосы у неё выросли не от этого. Юлька замолчала. - Ну?! – Я обозначила в своём голосе нетерпение. Юлька выдержала эффектную паузу, и сказала: - Шампунь для коней. - Чего?! – Я поперхнулась. – Для кого? - Для коней, моя плешивая подружка, для коней. Для лошадок. Для рысаков каурых. Для игогошек. Понимаешь? Идёшь в зоомагазин, покупаешь шампунь для коней, моешь им голову – и через неделю у тебя рвётся резинка! - Оптимистично. - Для волос резинка, дура. В общем, слушай и записывай. Тебе нужен лошадиный шампунь с дёгтем и коллагеном. Не ссы, как на идиотку на тебя никто не посмотрит. Щас все бабы Москвы ломанулись покупать этот шампунь, так что продавец в зоомагазине даже не удивится. А может, ещё чего полезного присоветует. - Ершова. – После небольшой паузы ответила я. – Если ты мне сейчас изощрённо мстишь за то, что я про тебя рассказы в Интернет пишу – лучше признайся сразу. Пока я не купила лошадиный шампунь с коллагеном. - Я тебе уже отомстила. – Беспечно отмахнулась Юлька. – Платье своё помнишь, зелёное? - Моё счастливое платье?! - Его больше нет. А вот неКуй потому что меня позорить. Но сейчас я тебя простила, и желаю только добра. Купи шампунь. Контрольный созвон через неделю. Трубка запищала короткими гудками, а я, замаскировав свои залысины жидкой чёлочкой, и зафиксировав её лаком для волос «Тафт, нииПическая фиксация на три года», пошла в зоомагазин.
- Шампунь для коней есть? – Стараясь придать своему голосу твёрдость и безразличие, спросила я у продавщицы собачьего корма и кошачьих туалетов. - Себе берёте? – Проницательно посмотрела на меня продавщица, и явно догадалась, что я не владею конюшней с арабскими скакунами. - Ну-у-у… Как бы не совсем… Как бы просто так… - Я палилась, и тянула время. - Значит, себе. – Продавщица внимательно посмотрела на мою причёску, и кажется, догадалась, для чего мне понадобилась чёлочка. – Вот с коллагеном, вот с дёгтем. Вам какой? - И с тем, и с другим. По два флакона каждого. – Я поняла, что в данном случае с продавщицей надо быть откровенной как с адвокатом. – У меня плешки. - Угу. - Зоопродавец склонилась над кассой, и застучала по клавишам. – А крем для копыт приобрести не желаете? Я с горечью поняла, что зря открыла душу этой скотине. Она сейчас издевается. - Заворачивайте вместе с мазью от лишаёв и таблетками от глистов. Нам, лысым людям, всё пригодится. – В эту фразу я вложила всю свою обиду. Продавщица подняла на меня глаза, и захлопала ресницами: - Просто девочки обычно берут с шампунем и крем для копыт. Говорят, от морщин помогает хорошо. «Продавец тебе полезного присоветует…» - эхом всплыл в голосе Ершовский голос. «Бери крем для копыт, мурло морщинистое! » - присоединился к Ершовскому голосу мой внутренний. - Хочу крем! – Озвучила я вслух своё желание, и оно мгновенно осуществилось.
Памятуя о заслугах академика Павлова перед Родиной, я решила вначале опробовать шампунь для коней на своей собаке. К вечеру собака не облысела, не покрылась волдырями и не сдохла. И я продолжила экперимент уже с котом. Утром кот вышел на балкон, и пи-нулся вниз с четвёртого этажа. Я никак не связала это с действием шампуня, потому что кот падал с балкона уже восемь раз, и ничего удивительного в его поведении не было. Пришла очередь мыться самой. Шампунь неприятно пах, и плохо мылился. Поэтому я вылила на голову две пригоршни, и пятнадцать минут втирала полезное вещество в своё мяско. Для верности я ещё полчаса посидела в ванне в полиэтиленовой шапочке, чтобы дать шампуню напитать мою лысину активными веществами. То, что лысина ими напиталась уже до сблёва – я поняла по тому факту, что башка под шапочкой стала неимоверно чесаться. «Это новые волосы пробивают себе дорогу» - с удовлетворением подумала я, и смыла шампунь. Аккуратно обернув голову полотенцем, я достала крем для копыт, и намазала проблемные места на лице. То есть, всё е-ло полностью. И стала ждать результатов.
Результаты появились за один день до контрольного созвона с Ершовой, и были неожиданными. То, что я поначалу приняла на новые и очень густые волосы на плешке – оказалось пикантной болячкой, которая к тому же чесалась как сука. Морщины тоже никуда не делись, зато, как и было обещано, новые волосы у меня действительно выросли. На лице. Трясущимися руками я трогала своё лицо, ощущая под пальцами шелковистую поросль. Такая же поросль, но погуще, угнездилась в моём носу, и под ним. Так же у меня выросли бакенбарды и борода. Перед глазами пробежали многочисленные кадры из пендосовских фильмов: герой падает на колени, простирает руки к небу, и громко кричит: «Но-о-о-о-оу-у-у-у-у-у-у-у-у-у! », а камера улетает на высоту стоэтажного дома, чтобы какбэ показать нам всю глубину страданий человека, оставшегося один на один со своим горем. Очень захотелось уподобиться голливудским страдальцам, но я ограничилась звонком Ершовой. - А-а-а-а-а-а-а-а! – Закричала я, услышав на том конце провода Юлькино «Аллё». - Чтоб тебе инвалиды в метро место уступали! Чтоб тебе всю жизнь на своём хлебокомбинате работать! Чтоб ты жила на одно пособие матери-одиночки! - Ты не купила шампунь? – Спокойно спросила Юлька. - Я купила всё, включая крем для копыт! - И чо орёшь? – Ершова откровенно не понимала ширшины моего горя. – Волосы не выросли что ли? - Выросли! Но не там! - Подумаешь, - Ершова фыркнула. – Мотня «а-ля семидесятые» снова входит в моду. - Да не на пи-де выросло! – Я потихоньку справлялась со своими эмоциями. – У меня всё е-ло заволосатилось! У меня усы! У меня борода! У меня вот такущие пучки из носа торчат! - Эх ни-уя себе! – Восхитилась Юлька. – Это тебе теперь даже красится не надо. Утром встала, по е-лу расчёсочкой провела, усики подкрутила – и вперёд! - Я тебе блять подкручу усики, карлик с алопецией! Я тебе по еблу проведу расчёсочкой, зоофилка! Я тебя кремом для копыт забью насмерть, булошница! Я заплакала. - Не реви. – Ершова виновато запыхтела. – Это у тебя побочный эффект. Это не навсегда. Ты просто передознулась. Сколько капель шампуня на литр воды ты разводила? - Чего? – Я перестала плакать. – Какие капли на что? - Я спрашиваю, как ты разводила этот шампунь? Внутри меня что-то заклокотало: - Разводила?! Разводила шампунь водой? А ты, скотина, мне хоть что-нибудь про воду говорила? - А что, нет? – Прикинулась валенком Юлька. – Ой, как неудобно получилось. - Неудобно тебе скоро будет на доске с колёсиками ездить, руками от асфальта отталкиваясь, как побирушка в метро. Я ж тебя пополам перекушу. - Виновата. Виновата, каюсь. – Ершовой явно было стыдно. Что меня успокоило. Стало быть, она не мстит мне за рассказы в Интернете. – Ты только ничего не сбривай. И на улицу не выходи пока. А если выйдешь – не рассказывай никому, что это я тебе шампунь присоветовала. Я к тебе завтра приеду, привезу крем. - Для копыт?! – Я взвыла. - От волос на пи-де. Но для твоего лица тоже сойдёт. Вы обе всё равно на старую помидорку похожи.
… Через неделю, когда с моей головы отвалилась последняя болячка, а с лица сошли страшные красные пятна, оставшиеся после эпиляции кремом для пи-ды, мой телефон пропел «Подруга подкину проблему, сука! », и я подняла трубку: - Чего тебе? - Ничего. – Обиделась Ершова. – Звоню узнать как там твоё лицо поживает. - Вашими молитвами. - Всё так х-во? – Ершова поняла меня правильно. - Было хуже. - Ну тогда и не прибедняйся. – Ершова дала понять, что тема закрыта, и продолжила: - Как у тебя с зубами? - Все двадцать восемь пока на месте. - А какого они у тебя цвета? - А какого они у меня цвета, если я курю по пачке «Русского Стиля» в день, и выпиваю по пять чашек кофе?! - Фубля. И как ты с этим собираешься бороться? - Ершова… - Что Ершова? Ты не ори, ты только послушай. Есть у меня на работе одна баба. Зовут её Чёрный Клык. На самом деле, я ниибу как её зовут. Чёрный Клык и Чёрный Клык. Все зубы чёрные у неё были. И тут она приходит из отпуска – и мы всей конторой о-уели: она лыбицца, и ажно глаза слепит от белизны! В общем, нам надо немедленно купить…
Надеюсь ни закидаете помидорами... 
, и посмеётесь от души 
... Ой, нет.. попробую отредактировать, всё-же...